«Вечерний Свердловск»

 

 

 

Труды Уральского государственного университета, кафедра вычислительной математики, вып. 35, 1974, с. 58-61

 

Романтизм историка как категория математической вероятности

 

Борис Неземский, доц.

 

 

Все мы знаем и безусловно почитаем профессора Скобяева, безвременно от нас ушедшего, как выдающегося учёного старой школы, сочетавшего в себе и виртуозное владение основным предметом, и энциклопедические знания в смежных областях, и страстные увлечения. Одним из таких несомненных увлечений Платона Андреевича была историческая наука, которая нередко становилась и «фигурантом» его трудов. Ярким примером того служат два сюжета, на которые он не раз ссылался, и которые легли в основу его нашумевшей публикации [1].

 

Сюжеты были заимствованы из двух писем, присланных в редакцию газеты «Вечерний Свердловск» в разное время разными же читателями, друг с другом, судя по всему, незнакомыми. Письма в публикацию не пошли и хранились в редакционном архиве. Единственное, что эти письма объединяло – место и время описываемых в них событий. Увлечённость профессора историей являлась, по-видимому, убедительным основанием, чтобы позволить ему пользоваться архивом газеты для своих научных целей.

 

«…Прогулки по набережной были излюбленным нашим развлечением в те годы. И очень романтичными – не в последнюю очередь потому, что там по воскресным дням мы часто встречали курсантов военно-морского училища. Они были в форме – такие ладные, подтянутые. Кто-то из подруг первым обратил внимание, что прогуливаются они как-то по-особенному, что-то отличало их манеру от обычной прогулки штатских молодых людей. Момент сближения с ними был почему-то очень волнительным – не только из-за нашего тогдашнего особого интереса к военным, но и сам по себе. Воздушная волна, настигавшая нас после их близкого прохода мимо, была почти прикосновением – дурманящим и влекущим. Я помню это очень отчётливо даже сейчас, спустя много-много лет…»

 

из письма Валентины Петровны Потешиной, от 17 апреля 1963 года, проведшей юность в довоенном Севастополе

 

 

«…Гидродинамика встречных курсов – один из важнейших элементов теории и практики судовождения. Профессор Аристархов, читавший этот курс, настойчиво рекомендовал нам закреплять пройденный материал на практике, для чего очень подходили прогулки по набережной – там по воскресным дням в хорошую погоду было довольно много молоденьких барышень. Модель Ивана Павловича (даже сейчас помню имя профессора) была такова – следовало разминуться на весьма близком расстоянии со встречными барышнями, и от того, насколько близким было расхождение, и от взаимной скорости обеих сторон зависели и сила, и время запаздывания догонявшей тебя воздушной волны, которая являла себя не только как таковая, но и настигавшим запахом прелестных духов. Таковая «воздушная модель» вполне точно имитировала действительную ситуацию в среде водной. Потому и проводили мы довольно изрядное время, фланируя вдоль парапета навстречу барышням то быстро, то сбавляя шаг, ловя всякий раз пленительные запахи. Не забывали, впрочем, и анализировать очередное расхождение, а то и набрасывать бегло схемы с пометками во всегда имевшихся с собою записных книжках вложенным в них же карандашом

 

из письма Сергея Георгиевича Кохно, от 9 февраля 1960 года, бывшего перед самой войной курсантом Черноморского высшего военно-морского училища в Севастополе

 

 

Красивая история – согласитесь. И весьма интересная с точки зрения теории вероятности, – совершенно, как и пример с гибелью от прямого попадания авиабомбы одного единственного слона в блокадном Ленинграде. Таковой мы знали эту историю с письмами до сих пор. На деле же, как явствует из самого оригинала письма тов. Кохно, волею случая оказавшегося в моих руках вместе с другим цитируемым письмом, Сергей Георгиевич был курсантом не в Севастополе, а в Ленинграде – курсантом славной Военно-морской академии РКВМФ им. К.Е. Ворошилова, правда, действительно перед самой войной – в 1938-40 годах, на которые и ссылается Валентина Потешина.

 

Никоим образом не стремление уличить маститого учёного в подтасовке было моим мотивом, а лишь подлинная моя уверенность в том, что выявившееся действительное положение вещей являет нам случай – и литературный, и математический – ещё более интересный, нежели тот, что представлялся в трактовке уважаемого профессора. Схема событий, выстроенная Платоном Андреевичем, совершенно оправдана, так как не противоречит постулату доказуемости Кисленко [2] в его расширительном толковании и распространении на вероятностные явления (приняв, что наше пространство событий трёхмерно: две географические координаты и одна временная).

 

Думаю, что именно страстная увлечённость проф. Скобеева и его искренний романтизм старой школы не позволили ему разглядеть в неискажённой ситуации большей глубины и перспективы и увлекли его на путь «исторического творчества». У нас, представителей школы нынешней, шансов подпасть под такой соблазн несравнимо меньше.

 

Материал был передан мной в публикацию только после консультаций с наследниками профессора Скобяева и их безусловного одобрения.

 

 

 

 

[1] Скобяев, Платон Андреевич. «Невероятные» истории как экстремумы статистического поля, Труды Уральского государственного университета, кафедра вычислительной математики, вып. 28, 1967, с. 31-36

[2] Постулат доказуемости Кисленко, сформулированный уже после ухода от нас проф. Скобяева, гласит: в каждом N-мерном пространстве высказываний выполняется следующее: для доказательства справедливости любого высказывания А достаточно его непротиворечивого существования в связке с любыми другими высказываниями в количестве N-1, справедливость которых была установлена ранее и независимо от высказывания А.

 

 

 

Игорь Савченко

Минск, октябрь 2014